Посвящения Юлий Рыбаков Ольге Бешенковской Как крупно легли в твою жизнь и судьбу ахматовский профиль и челка на лбу, и горечь полыни... И хрупкость твоя. И блаженство пера. Все наши дожди и все наши ветра – как справиться с ними? А просто писать, и писать, и писать всё то, что успеем, в простую тетрадь за пару копеек. А Время, оно повернёт этот пласт, а Время найдёт, и прочтёт, и издаст – оно так умеет. С издательством «Время» подписан контракт. Российский почтовый и каторжный тракт... Аванс в виде жизни получен. Аванса всегда не хватает чуть-чуть... И в этом, конечно, и юмор, и жуть. Что больше – вопрос не изучен. Над всем этим – город, в котором живём. То солнце, но чаще всё дождь за окном, то грипп, то простуда. И серое небо. И серый гранит. И топот коня. Он за нами гремит повсюду. Сблокирован век. Затянулся узлом. Потянешь за кончик, добытый с трудом – и кто-нибудь дальний иль близкий ответит тебе стихотворной строкой. И счастьем обдаст. И смертельной тоской. Как будто живёт без прописки... Ленинград 1978 Вадим Борисов Оле Бешенковской (объяснительная записка в неявке на её день рождения) Раз зашел я к Оле в гости. Дверь открылась... Но, увы, Предо мной качался гвоздик С тонкой шляпкой головы. Перепутал дом я, что ли? Вроде, верно – номер тот. Та квартира. Голос Оли... Лишь её недостаёт. Тут забудешь все молитвы. Да и сам спадёшь на вид... Предо мною тоньше бритвы Бешенковская стоит. Ну и тень! Взгордилась зане Званьем мужеским – «поэт»... Так она недели за две И совсем сойдёт на нет, Лишь живя на сигаретах, Напролёт ночьми не спя, Всё, что женское, при этом Отметая от себя... Но зачем на этой дыбе Мне-то с нею крест тот несть? Я люблю поесть и выпить, После – выпить и поесть. Не про нас самосожженье! Мне бы бабу да обед... Что ходить на дни рожденья, Где самой хозяйки нет?! Ленинград 1978 Сергей Бердников Оле Бешенковской в день её вступления в Союз писателей СССР Заветный час голосованья! Лица за частым лесом рук не разглядеть... Успех? Признанье давно всем видимых заслуг? Удача? Предвкушенье воли? Что это значит всё для Оли... А может это новый круг забот? Ненужная обуза? О, нет! В кафе поев котлет, скажу: - Вы – признанный поэт, - Вы член – я рад произнести – Союза! Я рад поздравить! Наконец ( язык какой-то нездоровый: что за слова – «конец» да «член»...) Сменить решили Вам терновый на новый лавровый венец. И, принимая этот плен, Вы получаете возможность, не соблюдая осторожность, опять возжаждать перемен... И в новом качестве теперь, чуть что, захлопнуть с треском дверь... Ведь членством Вы облечены и можете, коль будет надо, себе и в радость и в награду из членства быть исключены... Но это только шутки ради – Союз уже не КГБ... С надеждой в будущее глядя, я поздравляю Вас. С.Б. Ленинград 1990 Даниил Чкония Ольге Бешенковской * * * Каждой твари в ковчеге по паре... Ну, и где же растёт виноград? Где среди помраченья и хмари Воссиял золотой Арарат? Кто летел, кто перроном протопал... Но успели пожитки собрать. Перед тем, не всемирным, потопом Снова двинулась Ноева рать. Невзирая на эту погоду, Голубь-вестник нашел, где присесть... Эвон, сколько в в ковчеге народу! Ну, и твари, конечно же, есть... Германия 1998 «Спасибо журналу «Родная речь» и лично прекрасному поэту и редактору О. Бешенковской за то, что вы сберегаете русскую культуру в Германии. Я так люблю родную речь, такую тёплую, как печь, где можно, словно в детстве, лечь горяченьким калачиком, во сне жар-птицу подстеречь, и сивку-бурку вновь запречь, и ждать назавтра новых встреч с Ариной Родионовной, как с незабвенной родиной, которая у нас одна и нечто больше, чем страна...» Евг. Евтушенко Оклахома 29 января 2000 года (Опубликовано в журнале «Родная речь», выпуск 3 за 2000г.) Рафаэль Шик Ольге Бешенковской Всё стремится кануть в Лету: Вон из памяти, забыть! Даже малую примету Я не в силах сохранить. Всё уходит из сознанья, То, что надобно сберечь. Удержать бы достоянье – Нашу – пушкинскую – речь. Дюссельдорф Апрель 2002 ЗОЯ ЭЗРОХИ ОЛЕ НА ОТЪЕЗД СО ЗВЕРИНСКОЙ 1. Не ценила ты это зало, Потолком ты пренебрегала И не часто бросала взоры На его лепные узоры. Просто, думала, там цветочки, Лишь теперь, на пороге точки, Лишь теперь, у двери потери, Вдруг пришло озаренье: звери! Несчастливая моя доля: Далеко уезжает Оля. Как ты будешь там – без грифона, Без камина, без телефона? Ты привыкнешь к другому дому, Ты воспитывать будешь Тёму Там – на райской своей Алтайской Да без адской без Петроградской... 2. Был странный день у Оли Бешенковской Двадцатого на улице Зверинской. Светило солнце. Олину кровать Незримо осеняла благодать, Поскольку – тихий житель этих мест – В окне маячил православный крест. И Оля встала. В комнате разброс. Пришедший Фрумкин горько произнёс: «Что это?» И ногою замахал, поскольку он вступил в кошачий кал. Коты не переносят хлорофос. Мне Оля помогла решить вопрос: Её аппартамент принять готов На ночь и день меня и трёх котов. Две черных кисы, наглых и усталых, На холодильниках – на пьедисталах, Цинично жмуря жидкий желтый взгляд, Как статуи усатые сидят. Как было здесь! Как славно было здесь! То был бальзам, целительная смесь Из солнца, кошек, Фрумкина, креста, Исчерканного пастою листа. И комната двадцатого числа Вся в сигаретном облаке плыла. Там ничего хорошего не жди, Где из окон виднеются вожди... Давно погибли все мои клопы. Позарастали стёжки той тропы, Которая меж нами пролегла – К Зверинской от Вишневского вела... Ленинград 1979-80 г. Леонид Ольгин Ольге Бешенковской * * * Под платков морозными узорами Грязь убогих улиц не видна, А вокруг, заросшая заборами, Замерла небритая страна. Уезжаю, мучимый курантами, Вековечной грустью веселя. Помня, что еврейскими талантами Не скудеет русская земля. Антверпен 2004 Марк Шевелев По прочтению цикла О.Бешенковской «Стихи на песке» Должен Вам сказать в натуре филен данк и гранд мерси за «араба в абажуре» и за «парус парусин». Сразу видно: не от скуки Вы изысканно смогли на три выпроводить буквы весь президиум Земли... Любек. 2005 * * * Жаль, не наследник Нобеля: Все премии Вам отдал бы... Кто Вы в поэзии? Свеча! Кто я? Малюсенький огарок... Вас Бог дал миру как подарок, Как щит от злобы и меча. Такими и живет Земля. Вы – ось существованья, право. В том суть: поэзия – держава! Я бью поклон, за Вас моля... Тарам Тири ибн Азри из Баварии 28 июля 2005

Анжелика Миллер
Женщины-вещи
(пародия)

Исчезни, остряк,
Заполняющий паузы шустро:
Есть женщины-скрипки,
Немыслимо с ними без фрака...
Ольга Бешенковская

Есть женщины-скрипки, немыслимо с ними без фрака.
Есть женщины-дамы, немыслимо с ними – без шпаги.
Есть сладкие женщины – не обойтись вам без «СМАКа».
Есть женщины-пьяницы, не подходи к ним без браги,
Ведь если не женщина – рюмка на тоненькой ножке,
Немыслимо с нею без тостов и без алкоголя.
Усть женщины-птицы, сиамские женщины-кошки,
А есть просто женщины луга и женщины поля.
Так с этими просто немыслимо без тракториста,
Но может заменою быть комбайнер иль ботаник...
Есть женщины джаза, есть женщины вальса и твиста,
Вот с ними вести себя нужно без всяких органик.
Есть женщины-пугало, есть – словоформы, но в клетке.
Есть женщины-мысли, немыслимы те по природе,
Есть женщины-лайнеры, есть – поезда, вагонетки,
Так с ними немыслимо быть при любой непогоде.
Есть женщины-куклы, немыслимо с ними без детства.
Есть женщины – Света, есть женщины – Вера, есть – Ольга,
Вот с Ольгами просто немыслимо – кто по соседству?
Стихи сочинять... лишь пародий кусочек и только...

2002

Алексей Давыденков

Почти современные мемуары

Первая встреча… Это — сборник «Первая встреча», выпущенный Лениздатом в 1980 году, где опубликованы стихи молодых поэтов Ленинграда. Я смотрю в содержание и вижу фамилию «Бешенковская». Фамилия, вообще-то, у меня на слуху, но было ли что-нибудь еще в эту пору на слуху, кроме фамилии — я не помню. Я открываю сборник на указанной странице — и:
«Бросаю.
Но только сначала — босая,
В рубахе ночной,
Через город ночной —
Попрощаться…»
С этой минуты, у меня уже есть и будет на слуху нечто сверх фамилии. Притом, что в сборнике представлено немало авторов, знакомых не понаслышке, — он теперь то и дело будет пролистываться до этой страницы.
Следующий, 1981 год. Кто-то мне говорит о собрании в Клубе молодых литераторов (при ССП: Союзе Советских писателей, ЛО), — говорит: ждали Ольгу Бешенковскую, она так и не пришла, — а затем выяснилось, что она в это время отправилась на совершенно другое сборище, в Доме-музее Достоевского… типа, «литобъединение имени Достоевского»… Именно так мне впервые был аттестован «Клуб-81».
Год 1982-й или 83-й, — я захожу в одну из наших (герценовского пединститута) котельных, где несет вахту поэт и переводчик Лена Дунаевская, — и она мне весело сообщает: только что заходила Оля Бешенковская, хочет устраиваться к нам кочегаром, сейчас с начальством отправилась говорить. Далее мы, уже оба веселясь, обсуждаем перспективу того, как весь их крамольный «Клуб-81» постепенно переберется к нам, и как потом нас, уже всех разом, прихлопнет КГБ; освеженный беседой, я заглядываю затем к главному механику (это мой давний приятель, поэт и, до недавнего времени — тоже кочегар), — спрашиваю: «Ты, я слышал, Бешенковскую берешь на работу?», — он отвечает: «Нет… Тут приходила устраиваться некая Кузнецова, я ей сказал, что мест нет, но — пусть, мол, заглядывает…» Кузнецова — это фамилия Бешенковской по паспорту и по мужу. Задним числом, не могу отделаться от нежданно закономерного вывода: именно этот наш разговор мог стать причиной тому, что Ольгу к нам так, в тот год, и не взяли. Но — нет: во-первых, она, устроившись на другое место, сама уже больше тем годом не заходила, во-вторых, приятель мой явно блефовал: он-то к тому времени Ольгу Бешенковскую знал, лично. Блефуй! Блефуй!.. — уже откровенно подсказывала нам с места сама эпоха, — и, задним же числом, я не могу не видеть, что тогдашнее «задание» выполнено было мной едва ли более, чем на двойку. Правда, никто его и не проверял…
1985-й… За год до этого мне пришлось самому уволиться из института (то есть — из институтских котельных), — и вот я опять вернулся, — начальство сплошь новое, коллеги — большей частью прежние, — но: «Знаешь, кто тебя завтра будет менять?.. Ольга Бешенковская!..»
Той первой встречи я, как раз-то, и не запомнил: небось, говорили о трубах да о котлах… С той поры Ольга, согласно графику, меняла меня регулярно. Или я — ее…
Вскоре, при сменах, говорили уже не об одних котлах-трубах: о литературе. Узнав, что я вхожу в литературную группу «Среда» (была такая, — г.г. 1984-88), Ольга тотчас же загорелась идеей нашего вечера у них в «Клубе» — и, почти тотчас, его организовала. Накануне напутствовала: «Слушателей придет мало, но вы не особо переживайте: у нас — всегда так… Единственное: могут прийти редакторы наших журналов, и, если их что-нибудь заинтересует — могут попросить». — «Каких журналов?» — «“Часы”, “Обводный канал”… Но — вы и тут не особо переживайте: они такие сейчас безобидные, что их даже КГБ при обысках не изымает…»
Вскоре — еще мероприятие, — уже в нашей с нею котельной: творческий вечер поэтов, работающих там (это — она, Лариса Махоткина и я). При оговоренном заранее стечении слушателей. При фотовыставке: фотоработы мужа ее, того самого Кузнецова (который и сам вскоре украсит собою список наших коллег) развешиваются на пожарном щите, на доске инструкций, на двери туалета… С последовавшей затем свободной дискуссией между авторами и слушателями (последние — также, поэты сплошь, но — не удручены честью проходить по ведомству данной котельной. Не всем дано…)
…Иногда мы обмениваемся стихо-посланиями.
«Лёша! Завтрак на столе,
Котел на месте.
Улетаю на метле
Сидеть на насесте…»
Сие означает, что Ольга злостно пренебрегла инструкцией и, не дождавшись, пока я ее сменю, отбыла на «насест» – будить сына в школу. Впрочем, котел, действительно (даже и по сей день) на месте, а на столе, действительно, завтрак: какая-то булочка, печенье, стакан с засыпанной в него (осталось кипятком залить) дозой кофе…
Впрочем, являлась и активной поборницей ТБ (техники безопасности):
«Помни! Если кран рабочий
Был закрыт не до конца,
Бедным деткам плохо очень
Жить без матери-отца...»
Это — один из плакатиков, в изобилии сочиняемых и развешиваемых ею по котельной. (Бьюсь об заклад, что этих произведений Ольги Бешенковской не знает никто!..)
С плакатика всё, пожалуй, и началось, — это уже
1988-й, — отопительный сезон в том году открылся несколько поздней обычного: в октябре, в самый канун дня второй («брежневской») Конституции.
«Из призывов ко дню Советской Конституции,
приуроченному к началу очередного отопительного сезона:
Да здравствует отопительно-созидательный сезон 1988/89 г.г.!
Да здравствует право поэта на труд кочегара, закрепленное Конституцией!
Да здравствует ОГМ (отдел главного механика) ЛГПИ — кузница кадров русской литературы!
Да здравствует русская литература — кадровый резерв ОГМ ЛГПИ!
Да здравствует байпас на Парнас!»
(NB: байпас — это обводная линия газопровода, т.е. — минующая газовый счетчик и прочие приборы, контролирующие как газ, так и нас).
Вскоре после открытия того сезона Ольга, подытоживая наш пересменочный разговор (на волне перестройки, он касается не литературы только, но, не в меньшей степени, и политики), — роняет: «И вообще, так всё гадко, — впору просто взять и учредить самиздатовский, чисто-кочегарский журнал, или альманах». Впереди у меня — сутки, чтобы вдоволь наиграться этой идеей — и чтобы затем поделиться ею с Ларисой Махоткиной, сдавая смену. И — началось!.. Но я сейчас не хочу распространяться об альманахе «Топка», — материалы о нем можно обнаружить там и сям, — я пишу об Ольге. Об Оле Бешенковской, с которой проработал в одной котельной семь лет, три из них — издавая на пару наш кочегарский альманах (Махоткина вскоре вышла из редколлегии).
Это был, как мне кажется, весьма здоровый тандем: с самого начала Ольга взяла на себя роль (приблизительно) плакальщицы по загубленным (и — действительно же, загубленным, зачастую!..) творческим судьбам — моим же уделом стало шутовское право трубить, что котельная — это есть Ясная наша Поляна, Шахматово, Михайловское… — поместье родовое, короче (что — и уже нисколько не ерничая — я подтверждаю тем, что и теперь, столько невероятных, по совокупности событий, лет спустя, я пишу эти строки, пребывая все в том же своем Михайловском, Шахматово… «Неурожайке тож»). Ольга с 1992 года живет в Германии. Редкими наездами в Питер, обязательно посетит (и не раз) нашу с ней котельную, чтобы с порога воскликнуть: «Как хорошо дома!»
Да, хорошо. Хорошо, не в последнюю очередь, потому, что сама Ольга не перестает и незримо (зато, постоянно) здесь пребывать, — нам уже не прервать общения и даже не изжить (и — ладно, и пусть себе, миленькие, живут!..) былых споров («Оля, — говорю ей, — это плохая вещь, печатать нельзя!» — «Я и сама прекрасно вижу, что вещь плохая, но — что же делать? Это такой несчастный человек, я всегда так старалась ему помочь, — почему ж нельзя?..» В этом — вся Ольга: не потому надо помочь, что кто-то ей помог (да и помогал ли ей кто...), не тому помочь, кто впоследствие «пригодиться» может, а беспомощному, несчастному человеку, тому, которому она уже помогала, помогает и будет помогать, и — пусть плохо, пусть будет и еще хуже всем, включая самого несчастного человека — не помочь нельзя, — то есть, в наст. случае, нельзя не печатать. «Валите, — предлагаю ей, — на меня, пусть думает, что это я — такой бука: взял и зарубил приличную вещь». Тандем тем привлекателен и плох, что он исключает кворум… Как это не странно, именно я, культивируя ерническое свое амплуа, в деле отбора оказываюсь куда ригористичнее Ольги, и, если она сознательно допускает /как оба мы понимаем/ ошибку, то мои «мудрые решения» рискуют обернуться ошибками, не оправданными — ничем;— и, мне кажется, мы еще и оба стараемся уберечь друг друга от разочарований, и это нам подчас удается… Вещь печатается таки в «Топке», предваренная «частным мнением одного из редакторов», в котором Ольга, средь прочего, призывает «господ коллег» к толерантности и плюрализму мнений; «пришли к консенсусу», как любил говаривать М. С. Горбачев).
Она живет в Германии. Прежние связи неминуемо рвутся, рушатся, — куда в большей степени, чем она может, понимая это, о том судить, — мне здесь это — нагляднее… Впрочем, и для нее, вероятно, это становится наглядным в пору ее нечастых кратких наездов, — далее же она отбывает опять туда, где «наводка на резкость» родней, привычней всего корректируется по 1992-му году. Небольшая сценка: зима, Чайный домик в запорошенном снегом Летнем саду, где вот-вот должен состояться поэтический вечер; вхожу — и первой, кого вижу — Ольгу, оживленно беседующую с Арсеном Мирзаевым. Подхожу и включаюсь в их разговор, в ходе которого Оля — вдруг: «Лёша! А почему Вы зовете его Арсеном?» — «Как же мне его звать, если он — Арсен?» — «Как? А Вы разве — не Якимчук?!.» — «Нет, — извиняющимся тоном, говорит Арсен, — я Арсен Мирзаев». — «Но — ведь вы были когда-то таким стройным юношей!..» — когдатошний юноша сокрушенно разводит руками… Спустя пару лет, вспоминая об этом вечере (альманах «Век XXI»), Ольга перенесет его из Чайного домика в «Летний домик Петра», — на другую сторону Невы…
Связи неминуемо рвутся (это — не говоря о том, что «иных уж нет…»), — вот еще одна, совсем недавняя сценка в Доме Радио, где, с тем же злостным нарушением чего-то, распивается нечто, — и тут я достаю из сумки серебряную рюмочку: давний Олин подарок. Так и объявляю: «Подарена Ольгой Бешенковской». И тут — совсем еще юная девица: «Ой! — правда? У меня есть ее книга “Подземные цветы”, — я ее так люблю!..» Что может быть благотворней тех бескорыстных связей, о зарождении, о дальнейшем развитии которых мы, на фоне столь наглядно рвущихся прежних, не можем — да и не должны, конечно! — подозревать… Что же касается меня, то со мной-то всё, как раз, ясно: у нас еще есть котельная, где всё — навсегда...

Котельная 2005

Светлана Бурченкова

Почти современные мемуары

Сложно говорить о человеке, которого давно знаешь… Вмешивается прошлое, часто присоединяется настоящее, образ – нет, не тускнеет, но обрастает, увы, совсем ненужными подробностями, которые могут заслонить главное, как быт – бытие...
К Ольге - в первую очередь - я отношусь с глубоким уважением. Не за талант, это все же – от Бога, а за умение останавливать мгновение, придавать ему форму – и дать уже всем нам возможность увидеть и понять всё то, что ей открывается с первого взгляда...
Удивительно ее мужество - в 90-х, когда – наконец-то – вспомнили о главном – литературе, когда можно было открыть любую газету и увидеть либо очерк об Ольге, либо подборку Ольгиных стихотворений, либо интервью с ней, вдруг – уехать, в никуда, в чужую страну, имея при себе только свои и чужие книги. ( «Не хочу делать карьеру на своей трудной судьбе...») Уехать, но и - остаться. 1992. Первый звонок «оттуда»: Света, представляешь, зашла в магазин, Господи, все бы это – да к вам, в Ленинград..
. 1993. Первый приезд и вопрос таможенника: « Куда Вы столько всего везете, ведь видно, что не продажу?» И ответ (с непонимающими глазами) – я стою почти рядом, встречаю – «Да вы что, не знаете, поэты голые ходят...» (И с тех пор всегда, каждый приезд – сумки для друзей, посылки с автобусом....)
Первая встреча: Ольга, я так рада, Ваша подборка в «Неве» великолепна! - Да, надо договориться, пусть гонорар передадут Олегу, ему сейчас очень тяжело...
Времена, увы, меняются, и мы, к сожалению, меняемся вместе с ними. Уже не нужно помогать нам продуктами и одеждой, книги перестали быть духовной пищей, а стали предметом ширпотреба, Запад – приблизился настолько, что перестал быть экзотикой. Но, как и в 91 , когда под именем никому неизвестной Светланы Бурченковой вышла книга Ольги Бешенковской «Общая тетрадь», как и тогда, когда на робкий вопрос псевдонима – что же теперь делать? – был ответ – делать поэта, еще и в Литинститут тебя примут, уверена.. .Так вот, как и тогда, главное для Ольги – помогать, возрождать в человеке – человека, это – осталось. Работа в журнале – не для себя, надо же помочь, есть такие талантливые, их нужно публиковать. (Господи, если бы все редакторы так думали..) Интервью в газетах: два слова о себе, остальное – о других, им – важнее.. (Теперь слежу за публикациями Ольги Бешенковской по интернету).
Искренне гордиться чужими успехами, радоваться чужой радости, какое счастье, что это осталось, пусть не во всех, но – в ком-то..
Я благодарна господину Случаю: он свел меня с удивительным человеком и Поэтом – Ольгой Бешенковской. Спасибо – ему, и – спасибо Вам, Ольга.

Санкт – Петербург 2005

Спасибо и вам, друзья мои и тамошние, и тутошние, и те, чьи посвящения расположены на других сайтах, опубликованы в газетах и журналах. Я видела в итернете стихи Леонида Ольгина из Антверпена (интернетный журнал «День» ) и весёлую пародию Анжелики Миллер из Германии (где-то в «стихах-ру»), встречала воспоминания Наташи Ковалевой о моей мистификации с книжкой «Общая тетрадь», изданной в 1992 году в Лениздате под чужим именем, на израильских сайтах; и не без волнения читала рассказ Андрея Столярова «Ищу Афродиту» во втором номере журнала «Знамя» за этот, 2005 год. (Андрей разыскал меня в Германии, он стал инициатором и издателем моей первой послеотъездной книжки «Подземные цветы» в своем издательстве «Терра-фантастика» в 1996 году).
Впоследствие книжки мои издали Игорь Адамацкий (бывший Клуб-81) и прозаик Саша Житинский. Но с Андреем мы до того практически или почти знакомы не были...
Вся моя последняя книга «Петербургский альбом», изданная редакцией журнала «Нева»,- это мои посвящения друзьям, которых судьба разбросала по всему миру; учителям, которых уже нет...
Мы тоже не молодееем.
А это значит – «Давайте говорить друг другу комплименты», пока еще не поздно...
В этом безумном, безумном, безумном мире накопилось слишком много зла на душу населения...

Всегда Ваша
О.Бешенковская
Штутгарт 2005