Ольга Бешенковская
|
||||||||||
"МЯО-измы"
Уезжая в другую страну, люди берут с собой только самое нужное, самое
дорогое. Кто - что, потому что кому - что... Поэты – конечно - стихи.
Итак, время действия - перед Перестройкой... Кот Мурр Бешенковский (он же, как вскоре выясняется, - кошка Мура Бешенковская), весьма легкомысленная, дерзкая, острая на язычок особа, по своим политическим взглядам - убеждённая диссидентка, на первый взгляд - нахлебница: часами сидит на деревянной хлебнице, как на пьедeстале, но хлеб не ворует... Кот Атос, отец Мурра-Муры, проживающий у корреспондента "Литературной газеты" по Ленинграду, члена Союза советских писателей (не из вредных), доброжелательно мурлыкающего на всех литературных собраниях и тусовках Ильи Фонякова. В переписке, нельзя не заметить и не отметить, обнаруживает снисходительность и благородство души, спрятанной под обыкновенной котовой «придворной» шкурой... Кошка Ляля, мама Мурра-Муры, проживающая в семье члена Союза советских писателей, но активно хорошего человека Гали Гампер. (Не оттого ли так трагична её судьба: она была зверски растерзана лисой на территории Дома творчества ленинградских писателей в Комарово. - Ляля , а не Галя.) Кот Платон, жених Муры, из хорошей интеллектуальной семьи питерских кочегаров,
друзей О. Бешенковской. Итак, - кто сказал "Мяу"?... P:S:. «Мяу», необходимо отметить, в ленингадской поэзии первой сказала Зоя Эзрохи, которой я задолго до своей «кошачьей переписки» посвятила стихотворение, начинавшееся так: «Рядовому клиенту ломбарда и кошачьему первопевцу»... Так оно и было: Зоя по-существу придумала новый жанр, заразивший нас как игра, захвативший своей пронзительной, пусть даже и «животной» искренностью на фоне советского литературного пафоса, его фальшивой гигантомании... Зоины кошки первыми начали сочинять стихи и назвали свой жанр «Перепиской»... Теперь, когда эта, самая первая, кошачья переписка уже издана, считаю себя вправе обнародовать и произведения благодарных последователей... Жаль только, что после нескольких переездов в Германии я не могу отыскать ещё одну, более позднюю часть переписки, уже моей рыжей кисы Тюни, которой, к слову пришлось, только что исполнилось в Штутгарте двадцать лет, с Василием Слепаковым. (Фамилия, знакомая любителям поэзии...) Вдвойне жаль, потому что это уже невосстановимо – Нонна Слепакова умерла несколько лет назад. Её кот виртуозно играл словами но, кстати, всё время задирал в них Тюню за её «подзаборность», понимай - непринадлежность к официальной литературе... (Как ранее Мура, прожившая всего один год, «царапала» при каждом удобном письменном случае Атоса Фонякова за его – наоборот - к ней, к этой литературе, причастность...) В ту пору литература в Питере в самом деле делилась на два лагеря: официальная (члены Союза писателей СССР) – и альтернативная, «вторая литературная действительность», как нас тогда называли. Это были, без преувеличения, две разные литературы, разные, прежде всего, нравственно... Отсюда – и неизбежное в те годы противостояние даже талантливых представителей той и другой стороны. Но вот прошло время, почти два десятилетия, и, перечитывая нашу «кошачью переписку», я ещё раз убеждаюсь, как всё на свете всё-таки относительно... Главное здесь, может быть, как раз в том, что и те, и другие (я имею в виду всех нас, вполне конкретных персонажей) умели писать стихи... Это была игра – но никто из её участников не позволил бы себе невыверенной строчки, необязательного слова. Хотя стишки и сочинялись как «одноразовые»; ни о каких будущих публикациях речи быть не могло, даже если «кот» считался вполне «официальным», и другие стихи его владельца печатались беспрепятственно... О. Бешенковская, |